Пожалуй, самая сильная и тяжелая книга из всех, что я читала. 1944-1945 года глазами немцев. Привожу наиболее любопытные цитаты/диалоги.
***
И вот – Россия. Россия, и поражения, и бегство. Отступление вело прямиком в Германию. Тогда он вдруг начал думать. И многие другие тоже. Да и как тут не задуматься! Пока они побеждали, все было в порядке, а того, что не было в порядке, можно было и не замечать или оправдывать великой целью. И какая же это цель? Разве у нас не было всегда оборотной стороны? И разве эта оборотная сторона не была всегда темной и бесчеловечной? Почему он не замечал этого раньше? И действительно ли не замечал? Сколько раз он начинал сомневаться и его охватывало отвращение, но он упорно гнал его от себя!
***
– Иной раз, как поглядишь, сколько мы тут в России всего поразрушили –
просто страшно становится. Как думаешь, что они сделали бы с нами, если бы
подошли к нашей границе? Ты об этом когда-нибудь думал?
– Нет.
– А я думал. У меня усадьба в Восточной Пруссии.
– Ну, до нашей границы еще далеко.
– Смотря по тому, как все пойдет, а то и опомниться не успеем. Помнишь,
как мы продвигались вначале?
Зауэр снова взглянул на север. Там вздыбилась огненная стена и вскоре
донеслось несколько сильных разрывов.
– Видишь, что мы там вытворяем? Представь себе, что русские то же самое
устроят у нас, – что тогда останется?
– Не больше, чем здесь.
– Об этом я и говорю. Неужели ты не понимаешь? Тут поневоле лезут
всякие мысли.
– Русским еще далеко до границы. Ты ведь слышал позавчера доклад, на
который всех сгоняли. Оказывается, мы сокращаем линию фронта, чтобы
создать благоприятные условия для нового секретного оружия.
– А, враки! Кто этому еще верит? Ради чего же мы тогда перли вперед как
одурелые? Я тебе вот что скажу. Дойдем до нашей границы, и надо заключать
мир. Ничего другого не остается.
– Почему?
– Ты еще спрашиваешь? Как бы они не сделали с нами того же, что мы с
ними. Понятно?
– Да. Ну, а если они не захотят заключать с нами мир?
– Кто?
– Русские.
Зауэр с изумлением уставился на Гребера.
– То есть как это не захотят! Если мы им предложим мир, они обязаны
будут его принять. А мир есть мир! Война кончится, и мы спасены.
– Они прекратят войну, только если мы пойдем на безоговорочную
капитуляцию. А тогда они займут всю Германию, и тебе все равно не видать
твоей усадьбы. Об этом ты подумал?
Зауэр оторопел.
– Конечно, подумал, – ответил он наконец. – Но это же совсем другое
дело. Раз будет мир, они больше ничего не посмеют разрушать.
***
Мы утеряли все мерила. Десять лет нас изолировали,
воспитывали в нас отвратительное, вопиющее, бесчеловечное и нелепое
высокомерие. Нас объявили нацией господ, которой все остальные должны
служить, как рабы. – Он с горечью рассмеялся. – Нация господ! Подчиняться
каждому дураку, каждому шарлатану, каждому приказу – разве это означает
быть нацией господ? И вот вам ответ.
***
Война проиграна. Хоть это ты понимаешь?
– Нет!
– Каждый генерал, мало-мальски сознающий свою ответственность, давно
махнул бы рукой. Чего ради мы здесь бьемся? – Он повторил: – Чего ради?
Даже не за приемлемые условия мира. – Он поднял руку, указывая на
темнеющий горизонт. – С нами больше не станут разговаривать. Мы
свирепствовали, как Атилла и Чингис–хан. Мы нарушили все договоры, все
человеческие законы. Мы…
– Так это же эсэсовцы! – с отчаянием в голосе прервал его Гребер.
– Эсэсовцы! – презрительно ответил Фрезенбург. – Только за них мы еще и
сражаемся. За СС, за гестапо, за лжецов и спекулянтов, за фанатиков, убийц
и сумасшедших – чтобы они еще год продержались у власти. Только за это – и
больше ни за что! Война давно проиграна.
comments powered by HyperComments
